Зинаида Гиппиус

Единый раз вскипает пеной И рассыпается волна. Не может сердце жить изменой, Измены нет: любовь - одна.

Мы негодуем иль играем, Иль лжем - но в сердце тишина. Мы никогда не изменяем: Душа одна - любовь одна.

Однообразно и пустынно, Однообразием сильна, Проходит жизнь... И в жизни длинной Любовь одна, всегда одна.

Лишь в неизменном - бесконечность, Лишь в постоянном - глубина. И дальше путь, и ближе вечность, И всё ясней: любовь одна.

Любви мы платим нашей кровью, Но верная душа - верна, И любим мы одной любовью... Любовь одна, как смерть одна.

Предутренний месяц на небе лежит. Я к месяцу еду, снег чуткий скрипит.

На дерзостный лик я смотрю неустанно, И он отвечает улыбкою странной.

И странное слово припомнилось мне, Я все повторяю его в тишине.

Печальнее месяца свет, недвижимей, Быстрей мчатся кони и неутомимей.

Скользят мои сани легко, без следа, А я все твержу: никогда, никогда!..

0, ты ль это, слово, знакомое слово? Но ты мне не страшно, боюсь я иного...

Не страшен и месяца мертвенный свет... Мне страшно, что страха в душе моей нет.

Лишь холод безгорестный сердце ласкает, А месяц склоняется — и умирает.

И мы простим, и Бог простит. Мы жаждем мести от незнанья. Но злое дело - воздаянье Само в себе, таясь, таит.

И путь наш чист, и долг наш прост: Не надо мстить. Не нам отмщенье. Змея сама, свернувши звенья, В свой собственный вопьется хвост.

Простим и мы, и Бог простит, Но грех прощения не знает, Он для себя - себя хранит, Своею кровью кровь смывает, Себя вовеки не прощает - Хоть мы простим, и Бог простит.

Стоны, Стоны, Истомные, Бездонные, Долгие звоны Похоронные, Стоны, Стоны... Жалобы, Жалобы на Отца... Жалость язвящая, жаркая, Жажда конца, Жалобы, Жалобы... Узел туже, туже, Путь все круче, круче, Все уже, уже, уже, Угрюмей тучи, Ужас душу рушит, Узел душит, Узел туже, туже, туже... Господи, Господи,- нет! Вещее сердце верит! Боже мой, нет! Мы под крылами Твоими. Ужас. И стоны. И тьма... а над ними Твой немеркнущий Свет.

Она не погибнет - знайте! Она не погибнет, Россия. Они всколосятся,- верьте! Поля ее золотые.

И мы не погибнем - верьте! Но что нам наше спасенье: Россия спасется,- знайте! И близко ее воскресенье.

Изнемогаю от усталости, Душа изранена, в крови... Ужели нет над нами жалости, Ужель над нами нет любви?

Мы исполняем волю строгую, Как тени, тихо, без следа, Неумолимою дорогою Идем - неведомо куда.

И ноша жизни, ноша крестная. Чем далее, тем тяжелей... И ждет кончина неизвестная У вечно запертых дверей.

Без ропота, без удивления Мы делаем, что хочет Бог. Он создал нас без вдохновения И полюбить, создав, не мог.

Мы падаем, толпа бессильная, Бессильно веря в чудеса, А сверху, как плита могильная, Слепые давят небеса.

Всегда чего-нибудь нет,- Чего-нибудь слишком много... На все как бы есть ответ - Но без последнего слога.

Свершится ли что - не так, Некстати, непрочно, зыбко... И каждый не верен знак, В решеньи каждом - ошибка.

Змеится луна в воде,- Но лжет, золотясь, дорога... Ущерб, перехлест везде. А мера - только у Бога.

Сошлись чертовки на перекрестке, На перекрестке трех дорог Сошлись к полночи, и месяц жесткий Висел вверху, кривя свой рог.

Ну, как добыча? Сюда, сестрицы! Мешки тугие,- вот прорвет! С единой бровью и с ликом птицы,- Выходит старшая вперед.

И запищала, заговорила, Разинув клюв и супя бровь: "Да что ж, не плохо! Ведь я стащила У двух любовников - любовь.

Сидят, целуясь.. А я, украдкой, Как подкачусь, да сразу - хвать! Небось, друг друга теперь не сладко Им обнимать да целовать!

А вы, сестрица?" - "Я знаю меру, Мне лишь была б полна сума Я у пророка украла веру,- И он тотчас сошел с ума.

Он этой верой махал, как флагом, Кричал, кричал... Постой же, друг! К нему подкралась я тихим шагом - Да флаг и вышибла из рук!"

Хохочет третья: "Вот это средство! И мой денечек не был плох: Я у ребенка украла детство, Он сразу сник. Потом издох".

Смеясь, к четвертой пристали: ну же, А ты явилась с чем, скажи? Мешки тугие, всех наших туже... Скорей веревку развяжи!

Чертовка мнется, чертовке стыдно... Сама худая, без лица "Хоть я безлика, а все ж обидно: Я обокрала - мудреца.

Жирна добыча, да в жире ль дело! Я с мудрецом сошлась на грех. Едва я мудрость стащить успела,- Он тотчас стал счастливей всех!

Смеется, пляшет... Ну, словом, худо. Назад давала - не берет. "Спасибо, ладно! И вон отсюда!" Пришлось уйти... Еще убьет!

Конца не вижу я испытанью! Мешок тяжел, битком набит! Куда деваться мне с этой дрянью? Хотела выпустить - сидит".

Чертовки взвыли: наворожила! Не людям быть счастливей нас! Вот угодила, хоть и без рыла! Тащи назад! Тащи сейчас!

"Несите сами! Я понесла бы, Да если люди не берут!" И разодрались четыре бабы: Сестру безликую дерут.

Смеялся месяц... И от соблазна Сокрыл за тучи острый рог. Дрались... А мудрость лежала праздно На перекрестке трех дорог.

Окно мое высоко над землею, Высоко над землею. Я вижу только небо с вечернею зарею, С вечернею зарею.

И небо кажется пустым и бледным, Таким пустым и бледным... Оно не сжалится над сердцем бедным, Над моим сердцем бедным.

Увы, в печали безумной я умираю, Я умираю, Стремлюсь к тому, чего я не знаю, Не знаю...

И это желание не знаю откуда, Пришло откуда, Но сердце хочет и просит чуда, Чуда!

О, пусть будет то, чего не бывает, Никогда не бывает: Мне бледное небо чудес обещает, Оно обещает,

Но плачу без слез о неверном обете, О неверном обете... Мне нужно то, чего нет на свете, Чего нет на свете.

Сердце исполнено счастьем желанья, Счастьем возможности и ожиданья,- Но и трепещет оно и боится, Что ожидание - может свершиться... Полностью жизни принять мы не смеем, Тяжести счастья поднять не умеем, Звуков хотим,- но созвучий боимся, Праздным желаньем пределов томимся, Вечно их любим, вечно страдая,- И умираем, не достигая...

Приманной легкостью играя, Зовет, влечет свободный стих. И соблазнил он, соблазняя, Ленивых, малых и простых.

Сулит он быстрые ответы И достиженья без борьбы. За мной! За мной! И вот поэты Стиха свободного рабы.

Они следят его извивы, Сухую ломкость, скрип углов, Узор пятнисто-похотливый Икающих и пьяных слов...

Немало слов с подолом грязным Войти боялись... А теперь Каким ручьем однообразным Втекают в сломанную дверь!

Втекли, вшумели и врылились... Гогочет уличная рать. Что ж! Вы недаром покорились: Рабы не смеют выбирать.

Без утра пробил час вечерний, И гаснет серая заря... Вы отданы на посмех черни Коварной волею царя!

. . . . . . . . . . . . . . А мне - лукавый стих угоден. Мы с ним веселые друзья. Живи, свободный! Ты свободен - Пока на то изволю я.

Пока хочу - играй, свивайся Среди ухабов и низин. Звени, тянись и спотыкайся, Но помни: я твой властелин.

И чуть запросит сердце тайны, Напевных рифм и строгих слов - Ты в хор вольешься неслучайный Созвучно-длинных, стройных строф.

Многоголосы, тугозвонны, Они полетны и чисты - Как храма белого колонны, Как неба снежного цветы.

К простоте возвращаться - зачем? Зачем - я знаю, положим. Но дано возвращаться не всем. Такие, как я, не можем.

Сквозь колючий кустарник иду, Он цепок, мне не пробиться... Но пускай упаду, До второй простоты не дойду, Назад - нельзя возвратиться.

Великие мне были искушенья. Я головы пред ними не склонил. Но есть соблазн... соблазн уединенья... Его доныне я не победил.

Зовет меня лампада в тесной келье, Многообразие последней тишины, Блаженного молчания веселье - И нежное вниманье сатаны.

Он служит: то светильник зажигает, То рясу мне поправит на груди, То спавшие мне четки подымает И шепчет: "С Нами будь, не уходи!

Ужель ты одиночества не любишь? Уединение - великий храм. С людьми... их не спасешь, себя погубишь, А здесь, один, ты равен будешь Нам.

Ты будешь и не слышать, и не видеть, С тобою - только Мы, да тишина. Ведь тот, кто любит, должен ненавидеть, А ненависть от Нас запрещена.

Давно тебе моя любезна нежность... Мы вместе, вместе... и всегда одни; Как сладостна спасенья безмятежность! Как радостны лампадные огни!" . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

О, мука! О, любовь! О, искушенья! Я головы пред вами не склонил. Но есть соблазн,- соблазн уединенья, Его никто еще не победил.

Не март девический сиял моей заре: Ее огни зажглись в суровом ноябре.

Не бледный халкидон - заветный камень мой, Но гиацинт-огонь мне дан в удел земной.

Ноябрь, твое чело венчает яркий снег... Две тайны двух цветов заплетены в мой век,

Два верных спутника мне жизнью суждены: Холодный снег, сиянье белизны,-

И алый гиацинт,- его огонь и кровь. Приемлю жребий мой: победность и любовь.

Великий грех желать возврата Неясной веры детских дней. Нам не страшна ее утрата, Не жаль пройденных ступеней.

Мечтать ли нам о повтореньях? Иной мы жаждем высоты. Для нас - в слияньях и сплетеньях Есть откровенья простоты.

Отдайся новым созерцаньям, О том, что было - не грусти, И к вере истинной - со знаньем - Ищи бесстрашного пути.